Глава 2
Жена Анатолия Ивановича вывела очень понятную формулу работы. Было это на даче. В самый разгар посадочных работ он сел на диван и задумался о всепобеждающей силе жизни: только позавчера скосил все одуванчики, а нынче газон снова стал желтым, как картина Ван Гога. За этим занятием и застала его Юля, поставила ведро, бригадирским тоном спросила:
— Чего сидим?
— Да вот, размышляю…
— Размышлять будешь зимой, а сейчас иди, работай!
Он посмотрел на ее запачканные шорты, на потемневшие от земли перчатки на руках и глупо спросил:
— А что такое работа?
Вообще-то глупые вопросы вырываются из него с периодической регулярностью. Например, в армии перед окружной проверкой напуганный и осатанелый старшина кричал:
— На газонах вычистить каждую травину! Не дай бог найду хоть маленький листик! Я говорю, не дай бог!.. Асфальт вычистить до блеска! Хоть языками! Бордюр покрасить! Аккуратно! Не дай бог, увижу каплю краски на асфальте! Я говорю, не дай бог! Языками слижите!
Он резко замолчал, отдышался, свирепо обвел глазами роту:
— Вопросы?
Воцарилась тишина. Старшина уже приготовился подать следующую команду, но неожиданно подал голос Толя:
— Рядовой Пружник! Товарищ старшина, а что такое бордюр?
Какое-то время старшина молчал. Но по тому, как волнами задвигалась его грудная клетка, как раздулись ноздри, Толя понял, что задал глупый вопрос. Наконец он собрался и тихим зловещим голосом произнес:
— Выйти из строя…
Толя вышел.
— Три наряда вне очереди, - прошипел еще тише. – Будешь лизать у меня бордюр, пока не поймешь, что это такое…
Толя не осмелился спросить его, за что три наряда. Боялся, что этот вопрос окажется глупее первого. Хотя нарушение воинского устава налицо: командир обязан сказать, за какое нарушение он объявляет внеочередные наряды. Именно в этом, так сказать, заключается воспитательный момент.
Юля же, наоборот, никогда не упускала момента, чтобы использовать момент в воспитательных целях. Но в этот раз спешила к соседке, поэтому ответила коротко:
— Работа - это то, за что платят деньги.
Действительно, коротко и предельно ясно. Но если следовать логике этой формулы, то получается, что его мама на протяжении всей жизни не работала. До начала шестидесятых годов ей вообще колхоз не платил денег. Насчитывались какие-то непонятные трудодни. На них в конце года выдавали немного зерна, постного масла, сахара. Потом начали платить сущий мизер. Сапоги у Толи всегда были рваные, а пальтишко – перешитая мамина фуфайка-стеганка. Но его совершенно не волновало, во что был одет. Трагедия была в другом: у него не было лыж. Все пацаны катались с гор на лыжах, а он нет. Просил маму купить лыжи, плакал горькими слезами, но мама только разводила руками: «За что же мы, сынок, их купим?».
И когда Толя дошел до полного отчаяния, когда и жить уже было незачем, к нему подошел Костя Кулинча – вор от бога. Это все знали, но никто ни разу не смог поймать его с поличным. Он организовывал, планировал и руководил всеми набегами на школьный сад, на колхозную бахчу. Собственно, и Мележика проучить с воробьем – его идея. Толе шел одиннадцатый год, а Костя - на два года старше.
— Хочешь лыжи? – спросил он.
— Хочу…
— Пойдем.
Он повернулся и уверенно пошел, а Толя с робкой надеждой бодро зашагал рядом.
Пришли в центр. Возле магазинов, чайной и на автобусной остановке было много людей, как обычно бывает в воскресенье. Кулинча молчал, а Толя терялся в догадках: «Если мы идем покупать лыжи, стало быть, у него есть деньги. В таком случае, почему он решил мне их купить?»
— А где ты взял деньги? – начал его прощупывать.
— Какие деньги? – удивился Костя.
— Деньги, за которые мы купим лыжи.
— Нигде не взял. Деньги возьмешь ты.
— Я?..
— Ты. В универмаге стоит большой шкаф. Видел? Его еще гардеробом называют. До перерыва на обед остается десять минут. Мы зайдем в универмаг, ты незаметно залезешь в шкаф, и я тебя там закрою. Посидишь, пока продавщицы пойдут обедать, тихо вылезешь, откроешь кассу, возьмешь деньги и залезешь назад. Потом после обеда я тебя выпущу. Тебе половина.
— Почему половина? – задал Толя свой дурацкий вопрос.
Задал потому, что совершенно не понимал о чем идет речь.
— А ты хочешь все себе заграбастать?! - зло прошипел Кулинча. – Я все придумал, а деньги тебе?!
И тут его пронзила догадка. Ведь это же Кулинча!
— Ты хочешь, чтобы я своровал деньги?
— Ну, ты же хочешь купить лыжи?
— Хочу.
— А деньги у тебя есть?
— Нет.
— Так чего ты телишься?
— Я не телюсь, а воровать деньги не буду, - упрямо произнес Толя.
Кулинча скривился, презрительно посмотрел на него и процедил сквозь зубы:
— Бздун. Запомни: никогда ты не будешь кататься на лыжах!
Он мгновенно потерял к Толе всякий интерес и пошел к пацанам, которые курили за автобусной остановкой.
После этого ему еще больше захотелось лыж. Они ему снились, о них постоянно думал на уроках. Где раздобыть 12 рублей? Именно столько стоили небольшие, как раз по его росту, лыжи.
Прошли новогодние утренники, приближалось Рождество и старый Новый год. В Сенче бытовала примета: на Рождество и на Новый год утром в дом обязательно первым должен войти мужчина. А так как после встречи Рождества и Нового года мужики пребывали не в лучшей физической форме, то соседи приглашали подростков на Рождество поколядовать, а на Новый год - посыпать пшеницей или крупой. За это давали конфеты, печенье, пироги. Но иногда давали деньги.
(Отрывок из книги
«Где еврею хорошо»
Автор книги:
Василий Одарущенко)
|