Документальная исповедь «беглого» подполковника
В те годы в нашей стране умных и образованных, как правило, расстреливали. Из Китая (после ранения и лечения) отца вызвали в Союз, где по прибытии он устроился на работу и был арестован. После освобождения (во время начала ВО войны) он записался добровольцем, но его оставили возглавлять подполье в г. Армавире. В 1947 г. отец умер в возрасте 41 года, оставив двадцатилетнюю беременную жену с двумя детьми на руках. То, что отца реабилитировали через 20 лет после смерти в 1967г., для нашей страны был далеко не единичный случай. Мы выживали, как могли, продолжая оставаться семьёй врага народа.
Послевоенное время в стране было очень сложным. Разрушенные города, голод, рост преступности. Очень многие семьи во время войны потеряли своих отцов и бедствовали. Пытаясь как-то выжить, дети из этих семей часто попадали в уголовную среду обитания. Руководство страны вынуждено было собирать сирот в приюты, организовывая Трудовые колонии, детские дома, Суворовские и Нахимовские училища. В СССР имелось два вида Трудовой колонии для несовершеннолетних: общего типа и для содержания несовершеннолетних, осуждённых за тяжкие преступления. Волей судьбы я оказался среди тех, кому случайно удалось избежать Трудовой колонии и прибыть в г. Воронеж для поступления в Суворовское военное училище.
При поступлении в это училище на медкомиссии меня забраковали. Медикам не понравились мои слабые нервы, несмотря на то, что меня они вполне устраивали. Документы на отчисление комиссованных были направлены в штаб Воронежского военного округа. Командующий округом был в командировке. Просматривая списки отчисленных, начальник штаба округа полковник Хаустов увидел знакомую фамилию. Оказалось, что Хаустов являлся мужем моей двоюродной сестры, о существовании которой я даже не подозревал. Поступать в суворовское училище меня направили из Армавирского детского дома. Начальник штаба не стал принимать решение до приезда командующего и забрал меня к себе домой знакомиться с роднёй.
Начался учебный год. Находясь у Хаустовых, я дожидался своей участи. Направляя поступать в СВУ (суворовское военное училище), в детдоме меня немного приодели, но ехать к какому-то полковнику на квартиру, знакомиться с новой роднёй, и жить у них мне даже в этой одежде было неловко. Никто меня не спрашивал, и другого выхода у меня не было. Новая родня крутилась вокруг меня, как мухи вокруг… Каждый, как и положено в семье военного, выполнял свои обязанности, не мешая друг другу. Жена Хаустова, нашедшая своего двоюродного брата, допрашивала с «пристрастием», как бы сомневаясь, не подсунули ли ей однофамильца и, не дослушав ответ, задавала всё новые и новые вопросы. Её старшая дочь Алла (на два года младше меня) выставляла передо мной на стол такие сладости, каких я никогда в своей жизни не видел и боялся к ним притронуться, не зная, как их едят. Наконец она принесла конфеты, фрукты, и мне стало легче. Я взял самое большое яблоко, чтобы надолго хватило, и чтобы не пичкали меня тем, чего я не знаю. Съел, а куда деть огрызок? На стол положить – как-то не очень хорошо. Спрашивать – тоже неудобно. Крутил его в руке, крутил и решил съесть. Как только съел, Алла принесла блюдце под огрызки и фантики от конфет, подаёт мне, спрашивая, где огрызок. Конечно, я покраснел, как рак, показывая ей пустые руки. Младшая Иришка ползала под столом. Снимала и надевала мне тапочки, меняя их местами. В коридоре лежала огромная немецкая овчарка Джека. Положив голову на мощные лапы, она не сводила с меня глаз, как бы спрашивая: «Откуда ты такой, затрапезный, взялся?» Моё появление её тоже касалось в полной мере. Время у неё ещё было. Каждый день в 17.00 часов зимой и летом её выпускали за дверь, и она шла на работу охранять магазин в центре города. Утром возвращалась, занимая своё заслуженное место среди членов семьи. Получку за её службу получал хозяин, но Джека себя обделённой не чувствовала. Через несколько дней с Хаустовым мы подошли к месту службы Джеки около магазина, и он обратил моё внимание на брошенные куски колбасы и сосисок около Джеки, которые она не трогает. Хаустов сказал, что так её пытаются угощать каждый день, но она ничего не возьмёт, и за кошкой или собакой не побежит. Иногда Нина (жена Хаустова) отправляла Джеку в магазин с сумкой, в которой лежали деньги и список продуктов, которые надо было купить. Джеку все знали и всегда пропускали без очереди. Алла с Иришкой рассказывали мне, как Джека катала их на санках, и показывали фотографии.
Всё это я узнал и увидел чуть позже. А пока, в углу, в мягком кресле, сидел, не говоря ни слова, Хаустов и, не скрывая улыбки, наблюдал за происходящим.
— Может, хватит издеваться над парнем? – спросил он.
— Я ещё не всё… – поспешила с протестом Нина.
— Ещё успеете, не уезжает! – настаивал полковник.
— Ты посмотри на него со стороны, загляни под стол… Иришка, закончив с тапочками, снимала с моих ног второй носок.
— Не думай ни о чём, Володя. Будешь учиться в суворовском! – вставая с кресла, сказал Хаустов. Именно для таких, как ты, созданы эти училища. Сироты, сыны полков, дети инвалидов воины должны приниматься вне конкурса. А что у тебя в 12 лет слабые нервы – это не причина для отказа, вылечим мы твои нервы!
(Отрывок из книги
"Документальная исповедь «беглого» подполковника"
Автор книги:
Владимир Чащевой)
|
«Отечественные
